Люди, которые меня окружают-1

Продавщица в русском магазине (зашли по настоянию возлюбленного супруга, чтобы купить "сýчки" ванильные, "питичие молоко", и "кока-колу с травками" по имени Байкал) угостила конфетой "Москвичка", жалобно смотрела, мялась, краснела пятнами, кусала губы, терзала скрученную трубочкой тетрадку.
Я могла предложить только добрый голос и участливые интонации.
Продавщице хватило и этого.
Она читала мне стихи про Бога, про всех-нас-братьев-во-Христе, про то, что за что же он нас любит, и почему мы никак не можем стать последовать его примеру, и кучу всего - по-детски беспомощного, иногда просто чудовищного - и по форме, и по содержанию.
Бедная она.
Жутковато это, наверное - без подготовки, в одиночку, в зрелом возрасте открывать для себя религию.
В особенности, если сидишь одна в пустом маленьком магазинчике.
И всех развлечений - писать стихи.
С ней сейчас происходит то, чему обычно подвержены маленькие детки из религиозных христианских семей.
Она все восприняла всерьез.
Ей хочется улучшить мир.
Ей кажется, что если поговорить с другими людьми, то они тоже все поймут - ведь в Библии так ясно все написано!
Но ее жизненный опыт подсказывает ей, что все это бесполезно.
Что над ней - в лучшем случае - посмеются.
Вот она и мучается.
Я рассказала ей, что некоторые люди пишут письма детям из Беслана...
Она расплакалась
Еще всхлипывая, но уже сверкая глазами, сказала, что тоже обязательно-обязательно попытается написать... если, конечно, найдет нужные слова.
Я пообещала принести ей адрес, куда отправлять письмо и имена детей.
И ушла, унося с собой "сучки", две коробочки "питичиего молока", "кока-колу с травками" по имени Байкал, сдачу с десяти евро, а также добрый голос и участливые интонации.
А она осталась.
Через стекло витрины я видела, как она открыла тетрадку и сунула в рот ручку.

Люди, которые меня окружают-1

Продавщица в русском магазине (зашли по настоянию возлюбленного супруга, чтобы купить "сýчки" ванильные, "питичие молоко", и "кока-колу с травками" по имени Байкал) угостила конфетой "Москвичка", жалобно смотрела, мялась, краснела пятнами, кусала губы, терзала скрученную трубочкой тетрадку.
Я могла предложить только добрый голос и участливые интонации.
Продавщице хватило и этого.
Она читала мне стихи про Бога, про всех-нас-братьев-во-Христе, про то, что за что же он нас любит, и почему мы никак не можем стать последовать его примеру, и кучу всего - по-детски беспомощного, иногда просто чудовищного - и по форме, и по содержанию.
Бедная она.
Жутковато это, наверное - без подготовки, в одиночку, в зрелом возрасте открывать для себя религию.
В особенности, если сидишь одна в пустом маленьком магазинчике.
И всех развлечений - писать стихи.
С ней сейчас происходит то, чему обычно подвержены маленькие детки из религиозных христианских семей.
Она все восприняла всерьез.
Ей хочется улучшить мир.
Ей кажется, что если поговорить с другими людьми, то они тоже все поймут - ведь в Библии так ясно все написано!
Но ее жизненный опыт подсказывает ей, что все это бесполезно.
Что над ней - в лучшем случае - посмеются.
Вот она и мучается.
Я рассказала ей, что некоторые люди пишут письма детям из Беслана...
Она расплакалась
Еще всхлипывая, но уже сверкая глазами, сказала, что тоже обязательно-обязательно попытается написать... если, конечно, найдет нужные слова.
Я пообещала принести ей адрес, куда отправлять письмо и имена детей.
И ушла, унося с собой "сучки", две коробочки "питичиего молока", "кока-колу с травками" по имени Байкал, сдачу с десяти евро, а также добрый голос и участливые интонации.
А она осталась.
Через стекло витрины я видела, как она открыла тетрадку и сунула в рот ручку.